11.08.2001
11 августа 2001 г.
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" певица Лариса Мондрус.
Эфир ведет Алексей Венедиктов.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Лариса, здравствуйте.
Л.МОНДРУС: Здравствуйте.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Эта программа называется "Инородное тело" - чужое тело в чужой среде. Тогда, потом в Германии, теперь здесь. А где Вы дома, Лариса?
Л.МОНДРУС: Все-таки в Мюнхене.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А по-немецки говорите?
Л.МОНДРУС: По-немецки я говорю очень хорошо, без проблем. Первым делом я занялась языком.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Я хочу сказать нашим слушателям, что пока будет звучать первая песня, вы можете заказать песню Ларисы Мондрус на пейджер, и если она у нас есть, мы ее с удовольствием в течение передачи поставим.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Лариса, если Вы думаете, что Вас забыли Ваши почитатели, то Вы глубоко ошиблись. На пейджере идет огромное давление на меня как на ведущего, чтобы я поставил это и это, но я боюсь, что Вам просто придется петь, потому что у меня этих песен нет. Например, у меня нет песни "Неужели это мне одной".
Л.МОНДРУС: Это была красивая песня.
А.ВЕНЕДМИКТОВ: А вы не можете ее напомнить?
Л.МОНДРУС: ( Поет) Сколько моря, сколько солнца, сколько света! Неужели это мне одной? Я ветрами теплыми согрета, жмурюсь я от солнечного света, и сверкает море предо мной. Неужели это мне одной?
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вы, наверное, счастливая женщина, несмотря ни на что?
Л.МОНДРУС: Да, я счастливая женщина, поскольку была совершенно самостоятельной. Очевидно, в то время я не шла в ногу со временем, но я решила для себя, что это и нестрашно. У меня жизнь одна, я имею право выбора, и я обязательно этим правом воспользуюсь. И я воспользовалась этим выбором.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Это было в начале 70-х годов. Вы тогда уехали, притом, безумно популярной. Может быть, молодые этого не помнят. Тогда еще даже не было Пугачевой.
Л.МОНДРУС: Пугачева в то время появилась с одной песней Таривердиева тоненькая, худенькая, красивенькая. Это была очень милая песня, но в мое время я о ней много не слышала. Она получила свой взлет уже после того, как я покинула Советский Союз.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А что Вы делали, когда уехали? Тут Вы были любимой певицей, а там? Вы ведь уехали с мужем, который тоже музыкант?
Л.МОНДРУС: Да, он композитор и дирижер. В свое время он был дирижером Рижского эстрадного оркестра. Он учился вместе с Раймондом Паулсом и, кстати, с Кубинским. Уезжая, я совершенно не знала, что со мной будет, я уезжала совершенно в никуда. 100 долларов в кармане у меня и у моего супруга. Мой муж немножко учил в школе немецкий язык, я говорил только по-английски. Поначалу мы приехали в Остео-Лидо, куда отправили всех эмигрантов. Нас встретила еврейская организация, которая нас определила сразу в гостиницу. Потом нас собрали всех вместе, и я почувствовала, что по религиозным соображениям я не хочу в Израиль, поскольку я выросла вне религии. Я поняла, что я не хочу из одной, идеологической свободы попасть в другую свободу, религиозную и ортодоксальную. Я хотела просто жить, без политики. И мы остались в Германии. Конечно, это время было очень неприятное и волнительное, поскольку мы хотели чем-то заниматься, а заниматься было не чем, денег не было. Мы ходили по Остео-Лидо, видели эти замечательные бары, чувствовали, как пахнет каппуччино, но у нас не было денег, чтобы купить этот каппуччино. Впоследствии мы посетили этот город и не узнали там почти ничего, но зато мы были с большим чувством радости оттого, что теперь мы можем себе позволить и каппуччино, и В общем, это была для нас тоскливая пора, но мы решили попробовать в Германии чем-то заняться. Когда мы приехали в Мюнхен, мой муж сказал мне: "Ларочка, давай зайдем в телефонную будку, возьмем телефонную книгу, посмотрим телефон редакции какого-нибудь радио и позвоним туда. Скажем, что мы гости из Советского Союза, и, может быть, нам кто-нибудь уделит внимание". Мы так и сделали. Мы сказали, что мы гости из Советского Союза, популярные артисты, и нас пригласили на радио. У меня были с собой записи, и среди них была запись одной песни Юрия Саульского, которая здесь называлась "Бесконечное объяснение". В Лейпциге я спела эту песню на немецком языке, для меня специально написали немецкий текст. Итак, эта песня у меня была на руках, и я показала ее немцам. После этого я получила предложение посетить каких-то менеджеров, каких-то продюсеров, получила адреса и телефонный список грампластиночных фирм, и к одной из таких фирм я обратилась. Это была фирма "Полидор", которая находится в Гамбурге. Они послушали меня, заставили живьем спеть. Со мной происходит всегда одна и та же история: куда бы я ни приходила на Западе, все говорили: "Вот случайно черный рояль. Ваш супруг, наверное, сможет Вам саккомпанировать. Спойте нам что-нибудь". Так что свой хлебушек я зарабатывала тем, что могла всегда живьем что-то спеть. Поскольку в то время в Германии была принята такая система, при которой на записи голоса выхолащивали, делали их красивее и симпатичнее, приятнее тембрально. А я прошла все огни и воды в Советском Союзе и пела с утра до ночи по 3-4 сольных концерта в день. Я, конечно, имела навык, и это для меня было тоже большой удачей. Прослушав эту песню, они подписали со мной 5-летний контакт, и я сразу же получила большой ход на телевидение и на радио. Я не ожидала.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Можно сказать, что Вам повезло, или так должно было быть?
Л.МОНДРУС: Я думаю, что мне повезло. Очень многие люди до сих пор живут в Германии и не попадают на большую сцену. Мне просто повезло, но повезло, очевидно, потому что я пела без акцента. Даже немцы сегодня говорят: "У Вас совершенно нет никакого акцента". Но я и в Израиле пела совершенно без акцента, и мне говорили: "Как же Вы поете на иврите, не зная языка?"
А.ВЕНЕДИКТОВ: Итак, хит номер один - "Синий лен".
А.ВЕНЕДИКТОВ: Почитаю с пейджера: "Лариса Мондрус. 1969 год. Ленинград, ночь, перрон Московского вокзала. По перрону идет красивая снегурочка. И когда она подошла к вагону, где не пускали с большими чемоданами каких-то людей, я узнал Ларису Мондрус, потому что накануне была на ее концерте. А эти люди были ее оркестрантами. Женщина, которую мы провожали, ночью брала автографы у них в купе для меня. Я взволнована встречей и рада, что Вы снова в Москве с нами. Желаю успехов. Татьяна, 52 года".
Л.МОНДРУС: Очень приятно.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Есть еще один вопрос, на который я бы хотел, чтобы Вы ответили: "Как называлась песня из кинофильма "Дайте жалобную книгу", которую Вы там пели?"
Л.МОНДРУС: Эта песня называлась "Добрый вечер".
А.ВЕНЕДИКТОВ: И Вам придется ее спеть, потому что у меня ее здесь нет.
Л.МОНДРУС: (Поет) Добрый вечер, а что это значит? Значит, день был по-доброму начат. Значат, день был по-доброму прожит. Он умножит счастливые дни. Он принес нам хорошие вести
А.ВЕНЕДИКТОВ: Москвич Юрий говорит: "Ларисонька, очень рад слышать Ваш голос. Как нам его не хватало эти годы! Пойте, что хотите". И вот вопрос от семьи Соловьевых: "Скажите, пожалуйста, это не Вас снимали на телевидении, где Вы качались на качелях и пели?"
Л.МОНДРУС: Я думаю, что это была я, но только я не помню обстоятельств. У меня была песня "Качели", и похоже на то, что это относилось к моему эпизоду жизни.
А.ВЕНЕДИТКОВ: Когда Вы уехали, Вы сохраняли отношения с Раймондом Паулсом?
Л.МОНДРУС: Конечно, долгие годы нет. Он, очевидно, не хотел, и мы не хотели ему портить. Но однажды в году 1985-м мы с ним встретились в Париже. Он приехал посетить свою знакомую, и мы получили звонок из Парижа от нашей приятельницы. Она сказала: "Я сейчас дам вам трубочку, и вы узнаете знакомый и родной голос". Это был Паулс. Он сказал: "Ребята, приезжайте к нам в Париж", и мы, не долго думая, сели в машину и повидалась с ним. Тогда еще и у вас был железный занавес, и у него в Латвии. Это было первым общением, где он говорил совершенно откровенно обо всем, что происходило тогда в Советском Союзе. И он был совершенно такого же мнения, живя в Советском Союзе, как и мы, живущие на Западе. То есть, мы были с ним на одной волне. А затем я однажды посетила Латвию, это было 10 лет назад. Я приехала туда посмотреть на Родину, на мой дом, в котором я родилась. Там я встретилась с Раймондом несколько раз. Он пригласил меня в свой кабинет, где мы живьем сыграли и спели. Кстати, мы спели и песню, которая у вас известна под названием "Миллион, миллион алых роз". Я ее пела на латышском языке. (Поет на латышском языке) На латышском языке эта песня имеет грустный оттенок. Эта песня о несчастной девушке, которая родила маленького ребеночка. И она страдает оттого, что забыла дать ему счастье.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Почему я спросил про Паулса слушатели опять выбрали песню Паулса, это "Озерный край". Почему именно Паулс, как Вы думаете?
Л.МОНДРУС: Я думаю, что это неслучайно. Паулс исключительно яркий человек. Его мелодии вроде бы и простые, но, тем не менее, в них был и в то время и сейчас современный лад. И к русской мелодике он не имеет большого отношения, но его вычисляют все. Он очень талантлив.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Лариса, а когда Вы приехали, что было самое трудное? Я хочу Вас спросить про быт, про отношения между людьми. Это ведь была совсем другая жизнь. Что было самое трудное, когда Вы поняли, что назад Вы не вернетесь никогда?
Л.МОНДРУС: Мне кажется, самым трудным был язык. Сначала надо было понимать этих людей. Я чувствовала, что они другие более сдержанные, менее эмоциональные, но, тем не менее, они очень добропорядочные. Пожалуй, мир музыкантов был похож. Певцы были очень похожи на тот мир, который я тогда оставила.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Какой, богемный?
Л.МОНДРУС: Нет, не богемный. Очень приветливый, дружелюбный, где все тебя называют сразу на ты. Я вроде бы не была известной, я вроде бы только начинала петь, я делала только первые шаги на радио и телевидении, но, тем не менее, большие звезды того мира относились ко мне, как к равной, и мне это очень нравилось. Я никогда не чувствовала в этой стране того, что я чего-то не добилась, что мне чего-то не хватает, что у меня слишком мало денег, что я недостаточно весома. Они питали ко мне уважение просто за то, что я была певицей и, очевидно, вполне способной. Мне это очень нравилось.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Это было новое. А что было трудное?
Л.МОНДРУС: А трудное это язык. Но, в принципе, когда я получила первые ангажементы, я сразу имела и деньги. А когда у тебя есть деньги в кармане, ты можешь идти куда угодно, купить, что угодно. Но поначалу было трудно приспособиться к тому вкусу, потому что вкус там был совершенно другой. Здесь я свои вещи покупала в каких-то комиссионных магазинах, и это были просто какие-то отбросы от того. Я носила какие-то яркие краски, а, приехав туда, поняла, что те вещи, которые я носила в Советском Союзе, это все, как говорят в Германии, рамш - это все валяется по корзинам где-то на распродажах. И поначалу мне было трудно найти свой стиль. Я поняла, что поначалу я была для них провинциальной. Я это чувствовала и поняла, что для этого я должна что-то делать. Я сказала себе: "Я им докажу, что я смогу приспособиться. Я не только человек русской души и русских эмоций, но я и культурный человек, и на Западе смогу получить такое же лицо, как люди вокруг меня". Мне кажется, что уровень культуры там более ровный, но я думаю, что это все зависит оттого, что они живут в большем достатке. Там, например, своими детьми люди занимаются и уделяют им внимания намного больше, чем это происходит здесь, когда в семье недостаток, или когда кто-то в семье оказывается алкоголиком.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вы сказали очень интересную вещь. Вы сказали, что здесь Вас воспринимали не русской, а там воспринимали русской.
Л.МОНДРУС: Да, это было именно так. Поскольку я из Латвии, меня все время здесь считали чужой. А я все время хотела здесь стать своей. Но так получалось, что песни, которые я пела, были не совсем свои. Я пела просто то, что мне было тогда по душе. Мне казалось, что человек должен развиваться так, как подсказывает ему душа, и мы тогда были в больших поисках. А у немцев было ко мне большое уважение, они любили русских. Конечно, период Афганистана охладил их, даже рядовых людей. Они перестали питать к русским большие симпатии, хотя и по сей день музыка, искусство и спорт это одно дело. Эта пора для меня была тоже не особенно приятной, и я подумала, что на этой русской волне я засиживаться и задерживаться не хочу. И я начала искать там для себя современных композиторов, которые стали писать мне песни на немецком языке и совершенно на нейтральной почве.
А.ВЕНЕДИКТОВ: То есть, Вы сейчас поете там только на немецком языке?
Л.МОНДРУС: На немецком языке и совершеннейшие шлягеры.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А друзья? Наверняка же здесь были друзья, которые остались. Существуют представления, что там дружат по-другому. Что Вы можете сказать по этому поводу?
Л.МОНДРУС: Я должна сказать, что у меня немного друзей. В то время, когда я была часто на телевидении и на радио, у меня было очень много популярных друзей и Удо Юргинс, и Лена Валайтис, и Катя Эпштайн. А после того, как я закончила петь, я приобрела друзей из другого мира. И тех пару человек, которые остались из мира искусства, мне вполне хватает. Моя душа не нуждается в большом и масштабном количестве друзей, мне нужна пара человек, но преданных и верных. И такие у меня есть.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Все-таки здесь у Вас был определенный образ жизни образ одевания, образ питания, образ отношения с управдомами, шоферами, с переходом улицы. Там все по-другому. Вы на это махнули рукой? Для Вас это было неважно? Вы от этого быстро избавились?
Л.МОНДРУС: Когда я жила здесь, меня очень многое раздражало грязные вилки в ресторане, как люди себя вели, когда они меня обслуживали в ресторане, уборщица, которая могла бросить мне вслед газету и сказать: "Куда идешь, не видишь что ли?" Такие грубые примитивные замечания, этот быт меня смущал, он мне не нравился. А там мои нервы всегда были в покое, мне никогда не надо было ни с кем ссориться. Вы знаете, к хорошему привыкаешь довольно быстро, и уже через пару месяцев это хорошее стало для меня, как дважды два четыре. И сегодня на это я не обращаю внимания, но, в принципе, это и есть та культура, которая, может быть, необходима здесь. Еще десяток лет, и к власти придет новое поколение, которое не знало, что творилось здесь в те времена, и которое даст России нужный заряд и выведет ее в грандиозную страну.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Лариса, вопрос вбок от Константина: "Имеет ли присутствующая Мондрус отношение к аккомпаниатору Шульженко Мондрус?"
Л.МОНДРУС: Вы знаете, он был не Борис Мондрус, а Борис Мандрус. Мондрус фамилия очень редкая, и я, сколько не искала, в Союзе людей с такой фамилией, не нашла. И когда я однажды встретила его на одном концерте и спросила, не родственники ли мы, он сказал: "Во-первых, я Мандрус, а Вы, деточка моя, Мондрус". Так что я поняла, что мы не родственники, но, тем не менее, было очень приятно услышать похожую фамилию.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Лариса, а Вы следите за современной российской эстрадой?
Л.МОНДРУС: Не очень. Я не сказала Вам, но я буквально всего год имею канал НТВ. С тех пор я слушаю известия, меня интересуют исторические фильмы, передачи на исторические темы и передачи о политике. Поскольку у меня нет программы, я не могу узнать, когда будет интересующая меня передача, но криминальная Россия или сериалы меня интересуют не так. А современные певцы - только если я случайно попадаю на них. Но, тем не менее, у меня есть свои певцы, которые мне очень нравятся. Конечно, это Иосиф Кобзон, это Муслим Магомаев. Эти люди до сих пор еще пользуются грандиозной популярностью, и мне это очень приятно.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Теперь вопрос про мировую эстраду. Тут-то Вы точно должны смотреть за Вашими конкурентами. Есть ли имена, о которых Вы бы могли сказать нашим слушателям?
Л.МОНДРУС: Мне нравятся только балладные исполнительницы. Мне очень нравятся Mariah Carey и Whitney Houston. Они поют красивые балладные песни и конечно необязательно на успех.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Я говорю Вам спасибо за то, что Вы пришли к нам в студию. Я хочу сказать нашим слушателям, что песни Ларисы Мондрус на немецком и на русском языках будут звучать в нашем эфире, Лариса дарит нам диск. И, слушая "Эхо Москвы", вы не расстанетесь с Ларисой Мондрус.
Л.МОНДРУС: Спасибо большое, и сердечный привет всем, кто нас сегодня слушает.
А.ВЕНЕДИКТООВ: Спасибо большое, Лариса.
