На съемке передачи "Ребров-шоу" 1 января 1975.
Запись немецкого телевидения.
Иван Ребров родился в 1931 году в Берлине в русско-немецкой семье. Мать выучила сына родному языку, привила любовь к русской культуре.
Такого голоса мы не слышали со времен Шаляпина, и я, признаться, не подозревал, что он существует.
Долгое время Иван Ребров вел на германском телевидении свою программу, пользовавшуюся неизменным успехом. Когда волна шлягерной музыки на основе русского фольклора, достигнув апогея в конце 60-х, стала в ФРГ резко спадать, передачу решили закрыть. На 1 января 1975 года планировался последний эфир «Ребров-шоу», и участие Мондрус как бы придавало передаче ностальгический шарм, делая ее финал исключительно красивым и запоминающимся.
Программу снимали заранее, в декабре 74-го, причем в двух городах: в Кёльне записали фонограмму дуэта Реброва и Мондрус и песенку про мечтающего жениться «порядочного латыша», а в мюнхенской «Баварише-штудио» сняли остальное: публику, оркестр, балет. Здесь репетировали до полной «перфекции» и работали четырьмя камерами.
Мне показали запись этой телепередачи. Там выступали известные немецкие исполнители Катя Эпштейн и Михаил Шанце. Пели блестяще, но это, как говорится, не грело душу. Наконец Ребров, уверенно и вальяжно выступавший в роли хозяина, объявляет:
— Сегодня у нас замечательная премьера. Речь идет о мо
ей почти что землячке, одной советской коллеге, которая со
всем недавно стала настоящей мюнхенкой.
На сцене появляется Мондрус. Впрочем, бывшую советскую «стар» узнать практически невозможно — настолько изменилась ее внешность.
— Добрый вечер, красавица!.. Небольшая осечка, я ведь
хотел мою коллегу представить, как это принято на немецком
телевидении, то есть как будто мы сейчас встречаемся в студии впервые... Добро пожаловать, красивое дитя! Я полагаю, что это вы — моя гостья из России?.. — О! Разве я выгляжу как русская?
— Нет-нет, необязательно. Но по моим часам теперь ваш
выход — Я вовремя?
— С точностью! Так вот, дамы и господа, это Лариса!
Раздаются аплодисменты.
— Скажи, пожалуйста, а что ты делаешь, когда не поешь? — Тобой восхищаюсь.
— Замечательно. — Ты же поешь песни о тайге с баяном и балалайкой, про
березы на полях и дремучие леса, про Крым и Урал...
— ...уже в пятисотый раз! — У тебя казаки скачут по ночам, Аннушка обвораживает
нежной талией, ты глушишь водку до упаду, как настоящий
русский бросаешь через плечо...
— Все стаканы об стену! — Одеваешься, как царь, в соболя, приглашаешь пока
таться на тройке, не имея при этом водительских прав... на
тройку.
— Ты еще забыла про черную икру, которую я лопаю
ложками, борщ и все другое, чем русские ублажаются... — И смелой хваткой гребешь вверх по Волге...
— Э-эй, ухнем... — Но не спеши. А как с тобой по правде?
— Кто знаком с прессой, знает, что я родился в колыбели
на Шпрее. — Все же ты мечтаешь о тайге, любишь звуки балалайки,
Крым и, наконец, Аральское море. Но, глядя на тебя, я думаю,
ты любишь не только борщ...
— ...А также свиное жаркое и колбасу! Ну да, тем не ме
нее в моих жилах течет и русская кровь. Но давай-ка теперь,
голубушка, расскажи что-нибудь о себе. Твой немецкий зву
чит что-то весьма умело. Где же ты увидела свет божий? — Так как я родом из Латвии, то пою про свой родной
край. То, что по-немецки это порой комично звучит, меня не
тревожит.
Вступает оркестр, и Лариса начинает «заводить» зал:
Йедер нетто летте Хетте герне айне нетте Леттин цюр фрау...
Ребров взял в передачу и другую песню из альбома Мондрус — «В твоих объятьях». Между прочим, на имеющейся у меня пластинке Лариса поет: «Ин дайнен армен мёхт их мал штербен...», что означает: «В твоих объятьях хочу когда-нибудь умереть». Редакторам «Ребров-шоу» не понравилось слово «умереть», это показалось слишком «жестким» для лирической песни. Вайрих тут же произвел удачную замену: «Ин дайнен армен мёхт ихфервайлен...» («В твоих объятьях хочу остаться навсегда»). Но Ларисе из-за этой правки пришлось исполнять всю песню заново и «живьем».
Отрывок из книги Бориса Савченко - Лариса Мондрус.